для получения более чем одного типа результатов. Мы показываем, что у вас есть выбор, какими быть, и хотим, чтобы выбор выглядеть радикально по-другому считался чем-то нормальным. К сожалению, мы так и не достигли этого в полной мере, но подвижки безусловно имеются. Сегодня даже есть множество медицинско-косметологических центров, где люди могут стать агли или усилить уже имеющееся аглинесс.
Всегда ли нужно для того, чтобы сказать о наличии выбора, давать пример чего-то крайне отличного от широко признанной «нормы»? Вообще это в разных вопросах по-разному, но, как мне кажется, в том, что касается внешности, это необходимо. И даже если я ошибаюсь в этом, я точно знаю, что аглинесс — неотъемлемая часть меня.
(Не) перенести
С Ярославом я познакомилась на ментально-поэтическом вечере, какие регулярно проводились в баре неподалеку от места, где я жила. То была пятница. Мы слушали стихи, одновременно получая на настроенные в начале мероприятия имплантаты или неинвазивные интерфейсы аккомпанирующие эмоциональные потоки. Я сама пробовала себя в ментальной поэзии, но всякий раз находила свое творчество вторичным и удаляла.
Ярослав тогда сидел рядом со мной. На мне были старомодные джинсы и футболка на пару размеров больше, Ярослав был одет в строгий и в то же время плавный в очертаниях серый деловой костюм.
Когда вечер закончился, я увидела, что он направился к барной стойке, наверно хотел заказать себе что-то. Я решила выпить чего-нибудь и пошла туда же. Видимо, то были бессознательные импульсы, подталкивающие меня к действию в попытке развеять одиночество.
Я села на стул через один пустой от него. Мой взгляд задержался на Ярославе. Худощавый, лицо мне не показалось тогда особо привлекательным, коротко стриженые каштановые волосы.
Заказав один из коктейлей, я спросила Ярослава:
— Как вам вечер?
Он повернулся в мою сторону. Смотря не в профиль, а анфас, я лучше разглядела его глаза. Умный и, казалось, немного усталый их взгляд.
— Неплохо. Мне понравилась поэма «Не вечное» Зузанны Оганович. Я уже был знаком с другой версией, но в этой редакции она сильно изменила эмоциональную компоненту. Это исполнение на меня произвело куда большее впечатление. А как вам?
— Да, на меня, пожалуй, тоже. Я видела, что та версия есть на странице Зузанны, но не запускала ее. Размышления о смерти, энтропии… Ой, только не подумайте, что я декадентка. Просто… — Бармен поставил передо мной мой заказ. — Спасибо.
— На самом деле, нормально задумываться обо всем этом. Жаль, что в обществе все еще сохраняются связанные с этими темами табу, многие боятся, что придут к неудобным мыслям. Когда те так или иначе приходят, срабатывают различные защитные механизмы. До сих пор большинство не перепаяло себе мозги, убеждениями или с техническим вмешательством, чтобы лучше справляться с мыслью о своей конечности.
— Вы психолог? — спросила я его.
— Нейропсихолог, если быть точным.
— Востребованная профессия. Если не возражаете, как вас зовут?
— Ярослав Новак. А вас?
— А я Ивона Штейнгауз.
— О, математическая фамилия!
— Вы знаете о Гуго Штейнгаузе? Я когда-то нашла информацию о нем, просто копаясь в результатах поиска по моей фамилии. Я занимаюсь теоретической физикой.
Ярослав отпил из своего бокала. Я взяла свой и сделала пару глотков.
Наверное, еще около часа мы трепались о том о сем. Обменялись контактами.
Вскоре мы начали встречаться. Я не знала, чего именно ждать от всего этого. За довольно короткое время мы очень сблизились.
Однажды я спросила у Ярослава — мы сидели на моей кухне и пили кофе:
— Как бы ты отнесся к тому, чтобы мы сделали сканы для нейроклонирования?
Он ответил, подпирая левой рукой подбородок:
— Хм… Что ж, можно попробовать. — Мне показалось, что ответил он без особого энтузиазма, скорее просто потому, что многие пары так делают. Но, так или иначе, согласился. Для меня это было очень важно.
В августе 2129 года субботним утром мы пошли в одну из подпольных клиник, с которой связались за некоторое время до этого. Выйти на нее было несложно.
Cамо мозговое сканирование заняло около получаса. Перед финальной его стадией мы были погружены с помощью магнитной стимуляции в сон. После нас разбудили. Далее довольно скрупулезно собирали данные с наших тел для создания виртуальных (которые потом при желании можно было изменить). По завершении нам дали накопители с образами для заготовок и с дополнительными данными.
Перенос личности — о нем уже давно мечтало множество людей. На этом пути обнаруживались различные сложности. Например, проявляющаяся порой непредсказуемость мышления оказалась сильно связана, во-первых, с детерминированным хаосом и, во-вторых, с квантовыми эффектами, могущими иметь благодаря этому хаосу значительные последствия. Отсюда следовала необходимость воспроизведения аналогичных процессов. Впрочем, находились даже готовые пренебречь этим для своих копий, те, кто выбрали бы «предсказуемые» версии, если бы была такая возможность.
Прорыв в точности и удобстве переноса мозговых паттернов произошел только в начале девяностых годов двадцать первого века.
Дело было не только в значительном усовершенствовании технологий наномашин, сканирования или быстрого нейро- и глиогенеза. Научились выращивать более пластичные мозги-заготовки. В этом помогли генетические исследования уникальных случаев микроцефалии, когда даже с очень маленьким по человеческим меркам мозгом люди обладали нормальным или почти нормальным уровнем интеллекта. Причина, как оказалось, была в необычно высокой пластичности, продиктованной генетически. Начались работы с выращиванием экстрапластичных нейронно-глиальных структур. Эксперименты с другими носителями для переноса сознания стали непопулярны.
До создания нейроклона оставалось еще несколько лет.
21 мая 2097 года состоялось первое пробуждение сознания заготовки с записанными параметрами оригинального мозга. К ней были подключены многочисленные системы, включая несколько живых, спроектированных биоинженерами, органов. Биологические компоненты до того, как пришла пора записи, выращивались в течение трех с половиной лет, в течение которых в заготовке поддерживали довольно простую химическую и электрическую активность — ничего, что походило бы на известные корреляты сознания и мышления.
Ида Макьюэн, исследовательница из Великобритании, во главе группы ученых совершила историческую запись данных своего мозга на заготовку.
До этого было немало споров по поводу этичности эксперимента.
Что, если полученная личность будет иметь дефекты?
Наделять ли копию гражданскими правами?
Членами соответствующей этической комиссии Соединенного Королевства был достигнут консенсус: «Да, если копия действительно будет обладать комплексом человеческих личностных черт и самосознанием; оценка будет проводиться на основе разнообразных тестов, в том числе анализа нейронных паттернов».
Вторая Макьюэн, будучи пробуждена, оказалась личностно очень не похожа на Иду — взять хотя бы то, что, несмотря на ту же фамилию, называла себя Мией. Обе утверждали, что были руководительницами исследовательской группы и пытались перенести личность на мозг-заготовку. Но не совпадало множество деталей биографии; и этим дело не
